В Сайгоне мне сразу стало легче. Тиме относится к той редкой породе мужчин, которые умеют по-настоящему выслушивать, выдерживать женские эмоции и слезы, выражать то, что чувствуют без стеснений (я, например, этого не умею), не поучать, не повторять одно и тоже три раза, не предостерегать, не говорить: "А я говорил!" Помимо этого, он обладает просто неприличной чувствительностью и эмпатией.
Мы приехали в больницу. Врач посмотрел на зашитую ногу и сказал самое страшное в моей жизни: "В ране инфекция, нужно делать операцию." Было два часа дня. Мы приехали с намерением обработать раны и поехать обедать. Тиме мог быть со мной только до четырех, потом ему пришлось взять Давида с собой на работу, так как я ожидала операции.
Нам повезло, Тиме работает на супер продвинутую вьетнамку, которая организовывает занятия английским для дошкольников в парках, экскурсии за город, зоопарки и т.д. Тиме без проблем мог взять Давида с собой в парк.
Меня привезли на коляске в пункт скорой помощи, поставили лицом к стене и сказали ждать. Сколько ждать, не сообщили. Также я не получила никакой информации по поводу операции, когда и что именно будут делать, как долго, в операционной ли или в скорой помощи, когда отпустят домой. Минуты плелись, как пожилые улитки. Ничего не происходило. Я начала отлавливать кого-нибудь, кто говорил бы по-английски. Те, кто не говорил, отмахивался и старался побыстрее убежать от назойливой иностранки. Это очень по-азиатски, я понимаю, не первый день в Азии, но в тот злосчастный день меня это страшно раздражало, так как я очень нуждалась в ответах на вопросы. Я неимоверно хотела пить и есть. О еде можно было и не мечтать, а когда я попросила воды, сказали перед операцией пить нельзя. Ну, похороните меня уже, пожалуйста.
Вокруг все бегали, кричали, перевязывали, резали, кололи. Мимо проносились больничные койки с пациентами в крови, медсестры, врачи, уборщицы, родственники больных.
А я хотела в туалет. Попросила мимо бегающих отвезти меня или показать, куда прыгать. Несколько человек отмахнулось. Но я была настойчива, так как приближалась к эмоциональному коллапсу. Нашла кого-то, кто понял "Уэ из э тойлэт хиэ?" Но подмога не появилась в течение следующих десяти минут. Я чувствовала себя идиоткой в Идиотляндии. Встала, отшвырнула коляску в сторону и попрыгала на выход. Не в поисках туалета, а спасения. Медсестры пытались меня остановить, но я отшвырнула и их. На улице было темно и много людей. Все смотрели. Я повисла на ближайшем заборе, чтобы передохнуть. И тут пришли рыдания. Безысходность. Зависимость. Страх операции. Непонимание людьми английского, и мной вьетнамского.
"Тук-тук" по спине. Поворачиваюсь. Стоит уборщица и показывает на коляску: "Sit!" Слушаюсь и повинуюсь. Побег не удался. Рыдания не отпускают. Откуда-то уборщица знала и повезла в туалет. Там на грязном полу сидит женщина возле крана и стирает. Рядом стоит унитаз. Они не замечают, что я пытаюсь пописать, и мило беседуют. Дверь открыта настеж. Я, жестикулируя, прошу их выйти и закрыть дверь. Женщина прикрывает дверь, но обе остаются в туалете. Я собираю все возможное терпение и жестами показываю еще раз. Сработало.
Едем обратно в мой зал ожидания. Вдруг откуда ни возьмись маленький врач, а в руке его моя мед.карта. Он бегло и понятно говорит на английском, спаситель мой. Операция будет не скоро, так как больных распределяют по сложности, а сложность моей операции средняя. Ногу отрезать не будут, только снимут швы и вырежут все загноившиеся ткани. В больнице придется остаться на 5-7 дней для отслеживания общего состояния. Отдельная палата стоит миллион донгов, звучит страшно, на самом деле всего 45$. Воду пить нельзя перед операцией. Потому что.
Дальше был забор крови, попытка повторного рентгена и мой удачный побег, извинения, что не спросили, был ли сделан рентген ранее, переодевание в больничное платьице с открытой попкой, документация всего ценного имущества, которое нужно было отдать на хранение охраннику.
Не надеясь на положительный ответ, так невзначай, я спросила, как у них дела с вай-фай. И он был! Все тяжкие часы ожидания могли быть скрашены общением с мамой, сестрой, друзьями. Как ошалелая, я начала всем быстро сообщать, что происходит. Охранник терпеливо ждал, когда я отцеплюсь от телефона.
Далее на время ожидания мне выделили койку в отдельной комнате. С этого момента я начала чувствовать благодарность к людям за внимание и заботу. И это в условиях жесточайшей переполненности больницы, которая, как я узнала позже, является самой лучшей государствнной больницей в Сайгоне.
В одиннадцать часов ночи меня повезли в операционную. Я смотрела в потолок и вспоминала картины из фильмов, когда герои делали тоже самое. Теперь я понимала, как же, блин, страшно им было.
Поставили рядом с операционной, ушли. Из регистрации доносились разговоры, из которых я понимала лишь одно слово "русская". Тикают настенные часы. Ничего. Ждать я уже привыкла. Подошел врач в чепчике, маске и перчатках. Снял перчатки и маску, пожал мне руку. Полегчало. Приоткрыл повязку на ране. Я сжалась. На прекрасном английском говорит, что операция будет короткой, 30 минут, и простой. Поинтересовался, какой наркоз я предпочитаю. Конечно, общий! Я не переживу этого кошмара. Начинаю реветь. Он гладит мои волосы и руку, успокаивает, задает отвлекающие вопросы. Подтягиваются другие врачи и медсестры. Все восхищаются моей силе духа, тому, что одна путешествую. А я совсем-совсем не сильная, раскисла и реву. Врач рассказал про свои путешествия, написал на бумажке свое имя Cuong, телефон и имэйл. Сказал обращаться к нему, если позже кто-то будет меня обижать.
Он одевал на меня маску для наркоза, его лицо было последним, что я видела.
В два часа ночи я очнулась в пост операционной палате в компании еще порядка двадцати таких же порезанных, но выглядели они все гораздо хуже. Я благодарила судьбу, что все закончилось. В четыре часа утра удалось выпросить стакан воды, потом еще один, и еще. Жизнь заиграла новыми красками.
Мы приехали в больницу. Врач посмотрел на зашитую ногу и сказал самое страшное в моей жизни: "В ране инфекция, нужно делать операцию." Было два часа дня. Мы приехали с намерением обработать раны и поехать обедать. Тиме мог быть со мной только до четырех, потом ему пришлось взять Давида с собой на работу, так как я ожидала операции.
Нам повезло, Тиме работает на супер продвинутую вьетнамку, которая организовывает занятия английским для дошкольников в парках, экскурсии за город, зоопарки и т.д. Тиме без проблем мог взять Давида с собой в парк.
Меня привезли на коляске в пункт скорой помощи, поставили лицом к стене и сказали ждать. Сколько ждать, не сообщили. Также я не получила никакой информации по поводу операции, когда и что именно будут делать, как долго, в операционной ли или в скорой помощи, когда отпустят домой. Минуты плелись, как пожилые улитки. Ничего не происходило. Я начала отлавливать кого-нибудь, кто говорил бы по-английски. Те, кто не говорил, отмахивался и старался побыстрее убежать от назойливой иностранки. Это очень по-азиатски, я понимаю, не первый день в Азии, но в тот злосчастный день меня это страшно раздражало, так как я очень нуждалась в ответах на вопросы. Я неимоверно хотела пить и есть. О еде можно было и не мечтать, а когда я попросила воды, сказали перед операцией пить нельзя. Ну, похороните меня уже, пожалуйста.
Вокруг все бегали, кричали, перевязывали, резали, кололи. Мимо проносились больничные койки с пациентами в крови, медсестры, врачи, уборщицы, родственники больных.
А я хотела в туалет. Попросила мимо бегающих отвезти меня или показать, куда прыгать. Несколько человек отмахнулось. Но я была настойчива, так как приближалась к эмоциональному коллапсу. Нашла кого-то, кто понял "Уэ из э тойлэт хиэ?" Но подмога не появилась в течение следующих десяти минут. Я чувствовала себя идиоткой в Идиотляндии. Встала, отшвырнула коляску в сторону и попрыгала на выход. Не в поисках туалета, а спасения. Медсестры пытались меня остановить, но я отшвырнула и их. На улице было темно и много людей. Все смотрели. Я повисла на ближайшем заборе, чтобы передохнуть. И тут пришли рыдания. Безысходность. Зависимость. Страх операции. Непонимание людьми английского, и мной вьетнамского.
"Тук-тук" по спине. Поворачиваюсь. Стоит уборщица и показывает на коляску: "Sit!" Слушаюсь и повинуюсь. Побег не удался. Рыдания не отпускают. Откуда-то уборщица знала и повезла в туалет. Там на грязном полу сидит женщина возле крана и стирает. Рядом стоит унитаз. Они не замечают, что я пытаюсь пописать, и мило беседуют. Дверь открыта настеж. Я, жестикулируя, прошу их выйти и закрыть дверь. Женщина прикрывает дверь, но обе остаются в туалете. Я собираю все возможное терпение и жестами показываю еще раз. Сработало.
Едем обратно в мой зал ожидания. Вдруг откуда ни возьмись маленький врач, а в руке его моя мед.карта. Он бегло и понятно говорит на английском, спаситель мой. Операция будет не скоро, так как больных распределяют по сложности, а сложность моей операции средняя. Ногу отрезать не будут, только снимут швы и вырежут все загноившиеся ткани. В больнице придется остаться на 5-7 дней для отслеживания общего состояния. Отдельная палата стоит миллион донгов, звучит страшно, на самом деле всего 45$. Воду пить нельзя перед операцией. Потому что.
Дальше был забор крови, попытка повторного рентгена и мой удачный побег, извинения, что не спросили, был ли сделан рентген ранее, переодевание в больничное платьице с открытой попкой, документация всего ценного имущества, которое нужно было отдать на хранение охраннику.
Не надеясь на положительный ответ, так невзначай, я спросила, как у них дела с вай-фай. И он был! Все тяжкие часы ожидания могли быть скрашены общением с мамой, сестрой, друзьями. Как ошалелая, я начала всем быстро сообщать, что происходит. Охранник терпеливо ждал, когда я отцеплюсь от телефона.
Далее на время ожидания мне выделили койку в отдельной комнате. С этого момента я начала чувствовать благодарность к людям за внимание и заботу. И это в условиях жесточайшей переполненности больницы, которая, как я узнала позже, является самой лучшей государствнной больницей в Сайгоне.
В одиннадцать часов ночи меня повезли в операционную. Я смотрела в потолок и вспоминала картины из фильмов, когда герои делали тоже самое. Теперь я понимала, как же, блин, страшно им было.
Поставили рядом с операционной, ушли. Из регистрации доносились разговоры, из которых я понимала лишь одно слово "русская". Тикают настенные часы. Ничего. Ждать я уже привыкла. Подошел врач в чепчике, маске и перчатках. Снял перчатки и маску, пожал мне руку. Полегчало. Приоткрыл повязку на ране. Я сжалась. На прекрасном английском говорит, что операция будет короткой, 30 минут, и простой. Поинтересовался, какой наркоз я предпочитаю. Конечно, общий! Я не переживу этого кошмара. Начинаю реветь. Он гладит мои волосы и руку, успокаивает, задает отвлекающие вопросы. Подтягиваются другие врачи и медсестры. Все восхищаются моей силе духа, тому, что одна путешествую. А я совсем-совсем не сильная, раскисла и реву. Врач рассказал про свои путешествия, написал на бумажке свое имя Cuong, телефон и имэйл. Сказал обращаться к нему, если позже кто-то будет меня обижать.
Он одевал на меня маску для наркоза, его лицо было последним, что я видела.
В два часа ночи я очнулась в пост операционной палате в компании еще порядка двадцати таких же порезанных, но выглядели они все гораздо хуже. Я благодарила судьбу, что все закончилось. В четыре часа утра удалось выпросить стакан воды, потом еще один, и еще. Жизнь заиграла новыми красками.